Вячеслав Шалыгин - Бессмертие наемника [сборник]
— Только этого мне не хватало, — услышал я за спиной раздраженный голос магини.
— Можешь выйти, — вяло огрызнулся я.
— Это уже было, — отмахнулась она, устраиваясь в соседнем кресле. — На базу?
Я отрицательно покачал головой и, развернув аппарат, направил его в глубь «проклятой зоны».
11. Охотник… Третий? 12
«Тупые, безмозглые, мерзкие скоты!» Капитан Рой бережет более грязные ругательства для личной встречи, будучи совершенно уверенным в ее неизбежности. «Разве это бой? Бойня! Расстрел! Стоп, стоп, стоп, что же это получается; я мыслю, следовательно… существую, что ли? Где я? Если умер, то ясно или хотя бы есть предположения. Если — нет, то где мое тело?»
Рой тщетно вертит несуществующей, во всяком случае невидимой, головой, но различает лишь серый полумрак. Это похоже на несколько предрассветных секунд, впрессованных в вечность. Серы не только кошки; небо и ландшафт, вдох и выдох, шаг и взмах, крик и шепот, мысль и бред. Все вокруг серо. Равномерно и беспощадно. Свет одинаково сер с тенью, и глаза отказываются трудиться, да их помощь и не нужна. «Лимбо», — приходит в голову Роя нужное словцо, будто кто-то подбрасывает. «Как поленья в топку, ну Лимбо, а дальше что?» Капитан начинает сердиться. Это его обычное состояние, и он не из тех, кто меняет привычки, даже в преддверии ада. «К чертям собачьим, что происходит?» Капитан в ярости. Будь поблизости что-нибудь материальное, он уже пять минут назад разнес бы это в щепки.
— Остынь, — как ушат ледяной воды обрушивается на Роя незнакомый голос.
Капитана больше поражает равнодушие, чем внезапность. Голос ничей, никакой и ниоткуда. Это может впечатлить и, пожалуй, напугать, но только не Роя. Он феноменально лишен фантазии. Ему и на секунду не приходит в голову, что голос может принадлежать существу бесконечно высшего порядка, а это вполне возможный вариант при столь странных обстоятельствах.
— Иди ты… — с солдатской прямотой советует капитан и прислушивается к вернувшемуся «ничто».
«Пошел?» — пытается взбодриться Рой, внутренне посмеиваясь над своей незатейливой шуткой, но очень скоро уныло смолкает, вновь соскальзывая в небытие. Ему вдруг становится ужасно скучно.
Однако ничто не длится вечно. Даже скука преисподней. Рой понимает это, увидев носок своего ботинка, который проступает из «ничего» колеблющейся тенью. Через пару ударов невидимого Роева сердца тень наливается формой и цветом и начинает ползти вверх. Появляется шнуровка, подкованный каблук. Создав ботинок, процесс словно в раздумий, замирает на мгновение, а затем уверенно приступает к изготовлению штанины. Складывается впечатление, что талантливому скульптору вполне безразлично, с какой детали тела начинать свой творческий процесс. Рой наблюдает за всем немного сверху и со стороны. Ему вдруг невыносимо хочется пошевелить пальцами новоявленной ноги. Он пробует и с удивлением обнаруживает, что ботинок слегка жмет. Действительно ли шевельнулись пальцы, сквозь толстую кожу разглядеть не удается. Проходит немного времени (если оно способно идти в этом месте), и Рой видит законченную фигуру знакомой комплекции, но без основной детали. Без головы. Созидание почему-то останавливается. Укороченный вариант капитана неподвижно висит в безмерном пространстве, навевая на бестелесного Роя суеверный ужас. Бесстрашный воин начинает понимать, что всегда боялся смерти и только сочетание сильной натуры со слабой фантазией не позволяло страху всплыть на поверхность. Сейчас же он видит собственную смерть яснее, чем по трехмерному видео. Свет, льющийся из невидимых источников, достаточно ярок, чтобы рассмотреть каждую деталь. Не хватает лишь фонтана крови, хлещущего из обрубка шеи. Многотонной могильной плитой наваливаются страх и отчаяние. Рой беззвучно кричит, вкладывая в вопль всю накопившуюся боль, обиду и безысходность. Словно в ответ, по новому телу пробегает судорога, и неизвестный творец продолжает работу. Голова, кажется, выныривает из широких плеч, и Рой-невидимка сразу занимает свое место внутри тела. Он осторожно подносит руку к слезящимся глазам, ощупывает лицо, шею, грудь. Все как прежде, а рука слушается. Капитан сгибает в колене ногу, разгибает. Вроде бы все в порядке. Рой с облегчением вздыхает. Воздух? Тело — не бестелесный призрак и должно дышать воздухом, а не «ничем», и стоять оно должно на земле, а не болтаться в безмерном «нигде». Тем не менее других трансформаций вокруг не происходит. Рой откашливается и, преодолевая возникший от избытка эмоций спазм, сипит:
— Что все это означает?
Творец должен быть рядом, просто обязан, иначе происходящее не имеет смысла. Ответа, однако, не слышно.
— Я же знаю, что здесь кто-то есть, — звук гаснет, едва вырвавшись из глотки в серое пространство.
— Ну и нечего тогда орать, — неожиданно раздается внутри черепа тот самый голос, что приказывал остыть.
«Где я?» — не говорит, а только думает Рой.
— Там же, где и я. Нигде, — незамедлительно получает он ответ.
Рой напрягает все извилины, пытаясь сформулировать следующий вопрос, но собеседник его опережает:
— Не проси меня объяснять. Это не имеет отношения к нашему делу.
— К какому нашему делу? — Рой делает ударение на слове «нашему».
— Нам обоим не безразличен Сэм, не так ли?
При упоминании Сэма у капитана начинает кружиться голова и шуметь в ушах. Когда это проходит, голос продолжает:
— Итак, мой друг, ты воссоздан, но, увы, отнюдь не за боевые заслуги или обилие талантов. Лично меня они не интересуют. Гораздо важнее твое главное качество — безграничная воля к победе, схожая с тупым упрямством. Думаю, что именно она позволяла тебе чувствовать эмоциональные колебания нашего чудо-шпиона невзирая на световые годы. Телепатией я это не назову, так как ты способен чувствовать только Сэма, да его с недавних пор второе «я». Значит, ты с ними как-то связан. Как? Мне представляется следующая схема: новый вариант существования разума, нечто вроде материализовавшейся шизофрении наоборот, сразу в двух телах. Всегда бодрый, созидающий, разрушающий, не важно, главное — постоянно действующий. Удвоенные возможности и продолжительность активной жизни, непрерывное пополнение багажа знаний и опыта. Нравится зарисовка?
— Если она относится к Сэму — нет. И при чем здесь я?
— Да, в схемку ты не вписываешься. У шпиона с профессором все в порядке и без тебя.
Но ты их чувствуешь, вот в чем загвоздка. Давай порассуждаем, в главном я прав: разум этих двоих един. Будь профессор человеком без воображения, как ты, например, ему бы снился он сам и все шло как задумано: днем ботаника одной планеты, ночью — другой. Нобелевская за Нобелевской, звание за званием, красота! Но Стоун…
— Кто?
— Не перебивай. Тот, второй, профессор Стоун, оказывается человеком, не до конца преданным науке, что имеет ужасные последствия. Вместо Стоуна-2 он реализует какой-то интерактивный бред. Конечно, кем еще может стать субъект, засыпающий на Прайме, а просыпающийся на Трилане?
— Кем и является — осточертевшим всей нашей службе шпионом.
— А еще?
— Не знаю.
— Вот именно. Вот где произошел сбой. Человек бесконечно сложнее любой другой твари или машины. Сон его — Terraincognita, даже для Творца; очень уж интуитивен, несмел и плохо прогнозируем. Касаясь образа, он не действует, а пробует. Застряв в чем-то, он попросту меняет декорации, как ему удобно. Слова в нем излишни, они заменены образами, причем образами, не иллюстрирующими слово, а ассоциирующимися с ним по лихо закрученным цепочкам из ощущений и воспоминаний. Пойди разберись, куда это приведет. Все равно что пересекать реку по мосту из американских горок: берег виден, но что предстоит в дороге — неизвестно, да и не повернет ли путь к исходной точке — гарантии нет. И вот результат: вместо ученого — герой.
— Я не понимаю одного: если Сэм не настоящий, почему он осязаем? — Рой пытается, но не может выделить, что его беспокоит в рассуждениях невидимого собеседника. — Создание из материала невозможного — из сновидений, должно существовать отдельно, где-нибудь в гиперпространстве или параллельном мире. Что он делает среди нас?
— Среди нас?! Капитан, ты не подумал, прежде чем сказать. Впрочем, я не удивлен. Будь уровень твоего религиозного образования несколько выше, то мне было бы достаточно напомнить тебе о том, что в начале всего было вообще только Слово. Я, кстати, подозреваю какое, но сейчас не об этом.
